Имя.
Брунс.
Цепь имен.
~
Пол.
Самец.
Племя/должность в нем.
Одиночка.
Возраст.
19 лун.

Внешность.
Я видела, его не раз и каждое мое наблюдение за этой личностью заканчивалось моим позорным бегством, ибо он был внимательным типом и не терпел подобных выходок (подглядываний) со стороны других. Его движения были легки и грациозны, что впрочем, для представителей кошачьих не редкость, но он был и неуклюж часто путался в лапах и спотыкался на ровном месте. Странный тип. Голос его громкий, но приятный так, же он частенько растягивал гласные, сохранилась ли это привычка до сих пор, увы, не имею понятия. Касаемо его когтей и зубов довольно острых, я тоже могу сообщить некоторые сведения, ибо стычка с ним была, давняя, но была. Когти, как и упоминалось ранее острые, на левой лапе по неизвестной мне причине недостает одного когтя, само так называемое «оружие» светло-желтого цвета с остатками запекшейся крови, про клыки его можно сказать то же самое, а я повторяться не хочу. Небольшая морда, а он и сам размеров не очень-то больших, лопоухим его назвать нельзя, ибо уши среднего размера, и совсем не торчат. А его глаза, большие, внимательные, темно-коричневые, но такие добрые. Черный маленький нос, пересекающий переносицу шрам, и небольшая царапина на брюхе. Вероятней всего на его теле есть и другие шрамы, но они не заметны в его короткой бурой шерсти. Длинный пушистый хвост, который, то тащился по земле, то взмывал вверх словно знамя. Подушечки лап котяры темные, закаленные ходьбой по твердому асфальту, предполагаю, что он ранее жил в местности, где таких дорог было предостаточно, но я могу и ошибаться.

Характер.
Личность это довольно замкнутая, о себе распространяться, не любит, а если даже и скажет, то мало и сухо. Красноречием он явно не обладает, да и впечатление мудрого кота он не производит. Скорее балбес, чем мудрец, ибо его глупость не знала границ. Он, то словно невзначай срывался с крыши (возможно беда в излишней неуклюжести) и каким-то чудом в последний момент цеплялся за выступы старых домов или карнизов. Бывали случаи, когда он бросался под машину, или же просто не обращал внимания на яркий слепящий свет фар и звуки гудков, правда потом этот тип срывался с места и несся аки перепуганный заяц, петляя и высоко подскакивая. Идиот, что уж там. Однако он был прекрасным слушателем, многие местные видели как он, приложившись ухом к окну, слушал, что творится внутри домов или других предметах вплоть до асфальта, не упускал и случая подслушать бродяг, притаившись в темных уголках и внимательно слушая и следя за их действиями. Правда, он всегда уходил раньше, чем диалоги заканчивались, в такие моменты Брунс производил слишком много шума, как будто специально шаркая, лапами по асфальту или с громким тарахтеньем вприпрыжку покидал крышу. Всегда пребывал в состояние известном лишь ему, словно отрекаясь от этого мира, и настраиваясь на контакт чего-то иного. Мечты у него были странные: увидеть то, что заходит за горизонт, близко, близко.
Часто бормотал, что-то под нос или же наоборот довольно громко произносил различные фразочки, но те были слишком заумные или на неизвестном мне языке, и естественно никто не обращал на это внимание. В некой среде обитания, где он жил, он закрепил за собой клеймо чудика, и вскоре все стали его называть именно так, ибо имя этого кота было известно не всем. Но ему, откровенно говоря, было плевать на, то, как его называли, этот мир для него мало что значил. А еще он был добрый, необыкновенно добрый, но эта доброта проявлялась по-разному. Он мог добыть на рынке, или в другом месте кусок мяса или рыбу, и оставить ее на самом видном месте, для других котов угла. К птицам он относился с неким презрением, даже страхом, и не пытался на них охотиться. Странно, бояться дичи, но это не мое дело. Он предпочитал держаться в тени, быть никому не известным одиночкой, но на угле о нем прознали все, кроме имени, которой знали лишь немногие личности, от которых его узнала я. Так же нельзя не отметить его неординарное мышление и героизм. Он частенько придумывал всякую чушь и стараясь доказать неведомо кому непонятно что, отправляясь в погоню за неизведанным и несуществующим. А героизм его заключался в проявление защиты других от всевозможных напастей, правда, эти всплески героизма проявлялись нечасто, этакий герой на час. И мне правда жаль, что я не узнала о нем побольше…

Биография.
Родился он весною или тогда, когда всё уже было пропитано этой весной, но до неё было несколько мучительных дней. В этот промежуток времени дворовая и безымянная кошка окатилась. Один из котят родился мёртвый, а другой выжил вопреки всему. Рожала она в первый раз, поэтому неудивительно, что позже она всеми силами старалась сохранить своё чадо. Детство его было безоблачным словно утренние небеса, к которым он так старательно тянулся. Запретов в пору его начинавшегося детства не было никаких; он был волен гулять, где вздумается, забирался в подвалы и старые здания, подцеплял блох от своих знакомых, но больше всего он восхищался небом. А к небу можно было пробраться только через крыши, что он и делал. Не обошлось и без падений, некой боязни высоты (поначалу) и гневных воплей матери про риск сломать шею. Но это никого не могло остановить, коты вольны ходить, где вздумается ведь так?
В возрасте восьми лун мать нарекла сына «свободным и взрослым самцом» после чего их пути разошлись. Ситуация типична, рано или поздно птенцы должны вылететь из гнезда по пути не разбившись. Оставаться жить в «родной сторонке» он не мог, по собственной воле ушёл куда-то и набрёл на так называемый «Угол».
Там где старое серой здание встречало всех облупленным углом, и расположились коты. Все они представляли из себя ярких личностей, совершенно непохожих на тех, с которыми он делил территорию у себя на родине, и он честно старался стать среди них своим, приносить пользу. Один из них дал коту имя Брунс; ведал ли этот тип что-то в немецком или это была простая случайность, всего лишь набор букв, но это имя в некотором роде очень даже подходило новенькому. И так он стал Брунсом, вместе с новым именем он и сам стал частично обновлённым.
Брунс всеми силами пытался заручиться их доверием и стать среди них своим. Он рассказывал им о мире, (у него сложилось впечатление, что эти коты не выходят из Угла вообще, не считая вылазок на охоту) о героизме, о небесах и крышах. Обо всём и ни о чём, а они слушали и не понимали. Брунс таскал пищу у людей, ловил крыс, выслеживал пернатых тварей на крышах и часто падал. В глубине души птицы его пугали, и сам он никогда их не ел. Брунсу они были отвратительны, как, наверное, и Брунс был отвратителен для птиц. Его падения с крыш, рассказы о небесах, крышах и солнце, боязнь птиц, даже голос – сделали Брунса в глазах состанйиков чудаком или как минимум дебилом.
Когда он уходил вслед ему неслись горестные вопли, прощания, клятвы и проклятия.
Честно, он не хотел уходить. Не хотел слышать, как ему кричать вслед «счастливого пути», «до встречи» или «прощай». Однако оставаться там он не мог, он не хотел существовать там, где не несёт пользы и не является частью чего-либо. Там, где он всегда бы был бесполезен и навсегда остался бы дебилом. Оставаться единственным среди небольшого, но собственного мира, было для Брунса чем-то новым, и, наверное, поэтому он разрывался – убегал в неизвестность, бросая всё то, что врастало в него постепенно. Наверное, навсегда, убегал по высоким и горячим крышам прямо к солнцу, где тонул в этой ослепляющей и горячей массе. Лучи солнца тоже врастали в него, как они бы врастали в любого, в любого захотевшего этого, и ему казалось, что из спины медленно пробивались крылья.
Пробивались ли они или нет, он уже никогда не узнает. После этого случая Брунс ушёл, и ему стало не до крыльев, греться под лучами небесного светила, он тоже перестал.
Под лапами была каша из грязи, которая когда-то была снегом. А Брунс ведь не помнит, как провёл эту зиму, огорчает. В памяти сохранилась лишь прогулка по крыше и прыжок, который позже запомнился как падение, а все падения – неудачны. Наверное, когда он открыл глаза, уже была весна. Уже. Всё это конечно бред, кое-что он помнит, но, наверное, эти воспоминания уже бесполезны. Ведь наступила весна, пора чего-то нового и, несомненно, запоминающегося.
Ещё несколько шагов и теперь можно перейти на бег. Когда бежишь на мысли не отвлекаешься, и он в это верил.
И Брунс бежал, казалось целую вечность. Он убегал от всех них, от наступившей весны, от потерянных воспоминаний и от самого себя. Он плакал и бежал.
«Нет человека счастливее, чем настоящий дурак.» Был ли он счастлив?
Бродяги они на то и бродяги, что бродяжничают и не несут никакой определённой пользы. Никогда и везде.
Живёт вот потихоньку. 

Связь.
ВК
alena_kotova_01@mail.ru - почта

Анкета хранящаяся на 33 написана мною.

Отредактировано Брунс (2014-03-08 13:13:06)